Он всегда приходил с работы первым, снимал ботинки у входа, бросал куртку на спинку стула и шёл в детскую. Там была кроватка, давно не заправленная, игрушки, покрытые пылью, и маленький плюшевый зайчик, который так часто ездил с ними в больницу.
Прошло два года, как не стало их дочери. Лейкемия. Удар, о котором не говорят вслух. Жена больше не пела, не смеялась, не спала. Они стали как два параллельных мира — рядом, но не вместе. Однажды он заметил, как она гладила её платьице и шептала: «Ты не умерла. Ты просто играешь в прятки».
Эта ночь была решающей. Он взял жену за руку. Впервые за всё время. И они вместе вошли в детскую. Впервые — вместе. Впервые — вслух. Они плакали. Но впервые — не в одиночестве.
«Сладкая вата и руки, которых больше нет»
На фото — он с дочкой. Сладкая вата, парк, солнце. Улыбки до ушей. Через неделю она погибла в ДТП. 6 лет.
С тех пор он каждый месяц приходит в тот же парк. Покупает сладкую вату. Держит её в руке. Садится на ту же скамейку. И смотрит в небо.
Иногда дети спрашивают:
— Дядя, а вы с кем?
Он говорит:
— С самой важной девочкой в мире. Просто её не видно.
«Снег в июне»
Они познакомились в палате хосписа. Ей было 35, ему — 40. У неё — рак крови, у него — неоперабельная опухоль мозга. Смерть стала третьим собеседником в их разговорах. Но вместо страха пришло что-то другое. Они влюбились. Не в отчаянии — в жизни.
На пятую неделю он принёс ей букет ромашек.
— Я не доживу до следующего лета. Поэтому, — улыбнулся, — наш июнь — сегодня.
Через три дня он умер. Через неделю — и она. Их похоронили рядом. На их могилах посадили ромашки. И в июне пошёл неожиданный снег. Никто не понял, откуда — а садовник просто сказал:
— Это, наверное, они. Пришли напомнить, что любовь — сильнее времени.
«Песок в карманах рая»
Он копил годы, чтобы показать жене океан. В день отъезда она попросила: «Давай завтра». Ночью её сердце остановилось. Теперь он сидит на пляже, насыпая в пустые туфли песок, который она так хотела почувствовать между пальцев. Волны шепчут её имя, но ветер уносит ответ. Только чайки кричат, как дети, потерявшие мать.
«Балкон, где тьма учится свету»
Слепая женщина каждый вечер выходит на балкон, чтобы «смотреть» закат. Её пальцы бегут по перилам, как по шрифту Брайля, читая следы птиц, запах нагретого асфальта, шепот лип. «Я вижу апельсиновые реки между облаками, а ночью луна капает в мои чашки серебром, как молоко матери» — говорит она соседке. Когда её спросили, зачем она это делает, женщина улыбнулась: «Чтобы тьма внутри меня не забыла, что она — дочь света».
«Комочек счастья»
Да, ты построишь карьеру. Научишься говорить «нет» слабостям. Но однажды твой сын принесет домой котенка — грязного, дрожащего. И пока ты будешь кричать о «глистах и ответственности», он замрёт с этим комочком надежды у сердца. Ты выгонишь их на улицу. А через годы найдешь сына в подъезде — он гладит чужого пса, говоря: «Пап, смотри, он похож на того…». И в его глазах ты увидишь не обиду — жалость. К тебе!
«Руки, которые шили мне небо»
Ты помнишь запах бабушкиного платка? Тот, в который она заворачивала теплые булочки, пахнущие детством. Ты хранишь его 20 лет в шкатулке «на память», но вдыхаешь аромат только когда грипп выбивает из колеи. А вчера на поминках соседка сказала: «Она шила его ночами, портя глаза, чтобы у тебя был самый красивый в школе». Твои ладони вдруг вспоминают, как эти руки, изъеденные артритом, гладили твои волосы в больнице. Ты плачешь. Не из-за смерти, а из-за жизни, которую не заметил.
«Аве Мария для тех, кто не слышит ангелов»
Слушай, как плачет скрипка в метро. Старик играет «Аве Мария» на инструменте с трещиной, а в футляре лежит фото девочки с косичками. «Лейкемия» — бурчит он, когда бросают мелочь. Его мелодия — это крик в космос. Это вопль о том, что он отдал бы всё золото мира за то, чтобы услышать: «Папа, поиграй еще!» Единственные зрители, которые плачут — ангелы. А мы? Мы торопимся, прикрыв сердца барьером из цифр.
«Сломанные крылья и полёт сквозь ночь»
В палате детской онкологии, где воздух пропитан запахом лекарств и тихим страхом, 9-ти летняя Лиза рисовала птиц. Её пальцы, синие от капельниц, дрожали, но она не останавливалась. Каждую ночь, когда боль выталкивала сон, она шептала маме: «Я научусь летать, пока они чинят мои крылья». Через год, выйдя из больницы с лысой головой и шрамом на груди, Лиза принесла в школу альбом. На последней странице — птица, разрывающая клетку из проволоки, с подписью: «Боль — это не стены, это ветер под крыльями». Её мама, стирая слёзы, поняла: дочь не боролась со смертью — она учила её жить!
«Когда ветер поёт за двоих»
Где-то сейчас женщина вдевает нитку в иголку, чтобы пришить пуговицу к пальто умершего мужа. Ее слёзы падают на ткань, но она шьёт. Не потому, что хочет сохранить память, а потому, что завтра наденет это пальто и пойдет в парк, где они целовались. И ветер, пробегая через дыру от пуговицы, будет свистеть их песню. Ту самую, что играл уличный скрипач, когда они были молоды и бессмертны.